Когда они снова сели в машину, Джек вдруг спросил:
— А вы ездите верхом?
Марта на мгновение растерялась.
— Да.
— У меня есть одна лошадка, которую надо бы прогулять. Я для нее слишком тяжелый. Уже пару месяцев никто на ней не выезжал.
— И вы мне ее доверите? А вдруг я еле в седле держусь?
Джек скользнул по ее лицу равнодушным взглядом, но даже этот холодный взгляд обжег Марту точно огонь.
— Думаю, у вас все получится. Но если я увижу, что вы действительно ничего не умеете, возьму свое предложение назад.
Марта нервно хохотнула, но больше от изумления.
— Хорошо. Я попробую.
— Только сразу предупреждаю, она у меня норовистая.
— Я тоже.
В глазах Джека промелькнуло какое-то странное выражение, но Марта так и не успела понять, что это было.
— Правда? А с виду вы нежная, ласковая и скромная. Как девочка-паинька.
Марта вдруг обнаружила, что сжимает кулаки. С каким удовольствием она бы врезала ему в живот — прямо в солнечное сплетение. Чтобы его согнуло пополам. Чтобы ему стало нечем дышать. Чтобы из холодных надменных глаз брызнули слезы… Она сделала глубокий вдох и заставила себя расслабиться.
Марта боялась взглянуть на него лишний раз, чтобы снова не разъяриться, поэтому сосредоточенно уставилась прямо перед собой. Искушение ударить Джека Рассела было слишком сильным. Впрочем, такой человек мог и сдачи дать. Или — еще того хуже — рассмеяться ей прямо в лицо.
А может, зря она так распалилась? Может, эта покровительственная манера свойственна ему от природы и он вовсе не собирался нарочно ее задеть? Но когда Марта украдкой покосилась на Джека и наткнулась на его ехидный взгляд, то поняла, что он сказал это специально.
Она театрально вздохнула:
— Знаю, я похожа на Белоснежку. Этот дурацкий мультфильм мне всю жизнь отравил.
— Но вы бы ни за что не позволили, чтобы злая мачеха выгнала вас из дома.
Марта вся напряглась. Откуда он знает?! Нет, это простое совпадение. Он не может ничего знать! Когда Марте было шестнадцать лет, ее отец собрался жениться вторично. А ей этого не хотелось. Она боролась с той женщиной, своей предполагаемой мачехой, при помощи единственно доступного ей оружия — отцовской любви. И победила!
Теперь, по прошествии семи лет, Марта горько об этом жалела. Но уже ничего нельзя было исправить.
— Ни за что. — Марта очень старалась, чтобы голос ее не дрогнул. — И вести хозяйство для семи гномов я бы тоже не согласилась.
— И как я понимаю, вы также не ждете, что за вами приедет прекрасный принц на белом коне и увезет вас в сказочное королевство?
— По-моему, вы к бедняжке несправедливы. — Марта опять начала раздражаться. — Она была в коме. И не ждала никакого принца. Он сам за ней притащился.
— Все правильно. — Джек секунду помолчал, а потом безжалостно вернул разговор к неприятной для Марты теме: — То есть вы категорически не согласны стать наградой мужчине за его подвиги и труды?
— Что касается Белоснежки, — с нажимом проговорила Марта, давая понять, что не желает переводить разговор на личные темы, — то ей пришлось столько всего пережить; боль, страдания, предательство… Она заслужила счастья. И в конце концов в ее жизни появился милый юноша, который, судя по всему, свято верил в любовь с первого взгляда.
Джек рассмеялся:
— Может быть, вы и правы. Интересный у вас подход… Детская сказка в прочтении ярой феминистки.
— Вовсе нет, — сухо отозвалась Марта. — Просто меня постоянно сравнивают с Белоснежкой, и мне волей-неволей пришлось что-то такое придумать, чтобы меня это меньше бесило.
— Мне кажется, в детстве вы были настоящей сорвиголовой. Почище любого мальчишки.
Надменное лицо Джека оставалось таким же холодным и непроницаемым, но в уголках его рта притаилась улыбка. Марте вдруг стало не по себе. Ей не нравилось, что он читает в ее душе точно в открытой книге. Подобная проницательность раздражала. И немного пугала.
Марта всегда считала, что мужчины не способны понять психологию женщин и уж тем более — разобраться в их маленьких хитростях. Семь лет назад ее отец отказался поверить в то, что обожаемая дочь обманула его, притворившись больной, с единственной целью: разлучить его с женщиной, на которой он собирался жениться. Для шестнадцатилетней девушки Марта действовала очень тонко. Не скандалила, не грубила, не кричала и не била дорогие сервизы. Была вежливой, тихой, послушной и скромной. И поэтому отец поверил ей. Ему даже в голову не пришло, что болезнь дочери — якобы булимия в тяжелой стадии — всего лишь притворство, при помощи которого она ловко им манипулирует.
Теперь Марта содрогалась от отвращения к себе всякий раз, когда вспоминала, с каким упорством сражалась с женщиной, которую считала жадной и беспринципной стервой, думающей только, как бы разрушить чужое счастье. Ее решимость подогревалась тогда жгучей яростью и обидой. Ей не было никакого дела до того, что папа действительно любил эту женщину. Она хотела лишь одного: наказать их обоих за то, что им хватало наглости наслаждаться друг другом, в то время как мама, которая знала об их отношениях, так сильно страдала, что ее слабое сердце в конце концов не выдержало.
И Марта своего добилась. Отец расстался с любовницей. Сам прекратил их отношения и посвятил всего себя уходу за тяжело больной, как он думал, дочерью. А через год он умер от сердечного приступа.
Иногда — особенно по ночам, когда Марте отчего-то не спалось, — она размышляла о том, что, может быть, это она во всем виновата, и что, если бы в своей подростковой самоуверенности не взялась мстить отцу за предательство, которое он совершил по отношению к маме, тот был бы сейчас жив. Что она, в свою очередь, тоже предала отца. Марта поняла, что поступила мерзко. Но поняла слишком поздно, когда уже ничего нельзя было исправить.